И тогда подошла к нам, желта как лимон,
Та старушка восьмидесяти лет,
В кацавейке, в платке допотопных времен –
Еле двигавший ноги скелет.

Собирались старухи вечерней порой
О невзгодах своих покалякать,
А мальчишки учились науке мужской:
От обиды и боли не плакать.

У вырванной снарядом ивы,
Среди обугленных ветвей
Воззвал ко мне птенец визгливо
Всей желторотостью своей.

Хозяйка-судьба и крута, и лиха,
Переменит – не спросит – характеры, планы…
До войны ты не мог зарубить петуха,
На войне заработал и орден, и раны.

Мы видели в глазах людей укор,
Когда в бинтах мы отходили, в саже.
А после нас их через час – в упор,
А через два их – в землю заживо.

Говорят: «До чего похож,
И улыбка, как у Андрея».
Это так всё. И всё же, всё ж
Жизнь пустой копировки мудрее.

Воспоминания всегда живут со мной,
О многом помню я под мирным небом.
…Бомбили город, и взрывной волной
На улице фургон разбило с хлебом.

Вот и всё, последний выстрел…
И над Влтавой, и над Вислой,
И над Эльбой – тишина.
Ликованием солиста

Станки стояли прямо на снегу,
К морозной стали руки примерзали,
И задыхалась вьюга на бегу,
И в белых вихрях затерялись дали.

Может, так это будет, а может – иначе,
Я в окно постучу, ты промолвишь: «Войди!»
Но, увидев меня, засмеешься, заплачешь
И лицо свое спрячешь у меня на груди.

Февральские лужи – во льду, как в стекле,
Поземка метет по венгерской земле.
Слышна пулеметная скороговорка.
Железной походкой здесь битва прошла

Поезда на Выборг** мчатся, –
Я смотрю им долго вслед.
Мне никак не распрощаться
С горьким дымом прошлых лет.

…Деповской еще молчит гудок,
Говорят и курят старожилы,
Дремлет мой далекий городок,
Здравствуй, крошечный!

Деревня лет военных,
Хромает мужичок.
Глядит он дерзновенно,
Для баб он нынче – бог.

Весть по посёлку, словно буран, –
Умер Галимов ночью от ран.
Утро Победы встречает страна.
Он не наденет свои ордена.