Еду я, солдат двадцатилетний,
По войне, с винтовкою в руке,
В первый бой, а может быть, в последний,
Вместе с другом на грузовике.

Пришла печальная и строгая.
Не день, не два ее сюда
Везли железною дорогою
На Крайний Север поезда.

До окопов метров сорок, но занять их нелегко.
И тогда сержант Орджанов поднял красное древко.
Пусть не шелковое знамя, пусть не вышито оно –
Но бушует, словно пламя, над сержантом высоко.

Под Ауце в раненой рани
Пошли в наступление мы,
Вступили в каленое пламя
Под всплески «катюш» среди тьмы.

Еще невнятна тишина,
Еще в патронниках патроны,
И по привычке старшина
Бежит, пригнувшись к батальону.

Внутри нетопленного клуба
На стенках изморозь бела.
Но я дышу, и пара клубы
Гоню в ладоши для тепла.

Ты – радость сердца, край отцовский мой…
Но если будешь ты войной остужен,
В морозной мгле погибну я с тобой…
Ведь если нет тебя, кому я нужен?

Под музыку оркестра духового
Уснули пацаны на тёплых крышах.
(Она играет в городском саду…)
О! Я об этой музыке наслышан!

Ноябрьский день, деревни голосят,
Собаки скалятся весёлыми клыками.
По всем дворам кололи поросят
Немецкими трофейными штыками.

Как чайка, которую ранил стрелок,
О солнце вздыхает, вся кровью залитая,
Так ты, моя Родина, горем убитая,
С надеждой глядишь на багряный восток.

Два соловья поют в лесу,
Зарю малиновую встретив.
По капле солнце пьет росу,
И песню начинает третий.

К дяди Петиной мамке и бабушке мне
Мы вначале вдоль сосен и ёлок
По опушке катили, потом по стерне…
К большаку, оставляя просёлок...

Был бой за деревню…
У дымной опушки,
Где птицы когда-то беседы вели,
Ревели, как будто чудовища, пушки...

Послушай меня: я оттуда приехал,
Где, кажется, люди тверды, как гранит,
Где гневной России громовое эхо,
Вперед продвигаясь, над миром гремит.

Только лишь солнце зашло –
Сумерки враз наступили
И захлестнули село,
Черной водой затопили.