Он был вождем. Он был широк.
Умен по-своему и ярок.
России лакомый кусок
Он отдал Киеву. Подарок.

Здесь тишину годами берегли.
В маньчжурском городишке Санчагоу.
Днем – патрули. И ночью – патрули.
И тишина. И ничего другого.

Где она, эта грань – граница,
Переход от светлого в грустное?
Фотография. Лица, лица…
Вот и ты, наша Пашенька Усова.

А что я помню о войне?
Я очень много помню.
Она подъехала ко мне
На рысаке огромном.

Опять я в дедовском селенье,
Какое мирное оно!
Шлют петухи благословенье,
Весенний день глядит в окно.

Над землею – снегов пелена,
В пепелищах знакомые села.
Над землею, как коршун, война
Свои черные крылья простерла.

Тех крупповских* крупиц убойной стали,
Что прежде были пулей разрывной,
Врачи из тела изымать не стали –
Осколочков, что в плоть отца врастали
И с нею обрели земной покой.

Солнце жаркое повисло,
Тяжкий гром орудий стих…
Три сосны стоят над Вислой,
Я в тени укроюсь их.

Безбрежное мерцанье синих звезд
Над тихою горою, над водою.
Мне в этой жизни трудной довелось
Прийти домой пораненным из боя.

В ту пору зелёный пострел,
Я только с крапивой сражался.
Пусть шмель, будто «юнкерс», гудел,
Он всё ж стороною держался.

В те места, где селенья
хранят старины очертанья,
Где на сорок домов –
хлебородный простор...

Дорога, снегом занесённая,
А за дорогой у реки
Дрова грузили заключённые,
Кирпич и шлак в грузовики.

Зачин моей песни,
Волною взметнись
И клятвой суровой
Стране отзовись!

Военная карта-трёхвёрстка.
Не мудрствуй лукаво,
Стратег!
…Бойцов уцелевшая горстка...

Мы несли его к могиле
На плечах лесной тропой.
Тучи серые сорили
Вперемешку снег с крупой.