Всей деревней садим мы картошку.
Вся деревня – бабушки одни.
Больше не едят они окрошку –
Нет у наших бабушек родни.

Весенним жаворонком рея
В прозрачной майской синеве,
К нам на Амур с далекой Шпрее
Примчалась весть о торжестве.

Мне снилось, будто шел солдат с войны,
Он шел из окруженья. Был он ранен,
И может, потому он был так странен
И были так глаза его грустны.

Был день: плечом к плечу с друзьями
В тот строй торжественный, под знамя,
Пришла минута стать и мне.
И марш звучал – военный, встречный,

Они пришли с войны минувшей.
Их окружила детвора.
Я помню: заложило уши
От деревенского «ура-а!..».

Поблескивая краской свежей,
На стенке катера стоят.
Их вешним светом солнце нежит,
Над ними облака парят.

Ранним утром под Москвой,
На дороге фронтовой
Повстречались два солдата –
Дети матери одной.

Когда снаряды небо гнули,
Прижав ко льду, прижав к воде,
Кто знает, сколько утонуло
Солдат, повозок, лошадей…

Ревнуя к давним временам,
Ты прав, рожденный в сорок пятом:
Все лучшее досталось нам –
Погибшим и живым солдатам.

Жизнь у разведчика,
Как, впрочем, у всех,
Одна лишь…
Но прежде

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,

Не раз, не второй и не сотый
От крепости немец отбит.
Уже как пчелиные соты
Все стены, а крепость – стоит.

Её зовут Фаина Таусон.
Перед войной – в Одессе проживала.
Я помню, как она в сорок шестом
Мужской пиджак на рынке продавала.

Когда уходит в бой твой друг крылатый,
На важное задание летит
И ты ему помашешь из квадрата
И пожелаешь доброго пути

Разгружались на станции энской,
В километре от передовой,
Над шоссейкой и над железкой
Самолеты чужие. Вой!