Опять – воспоминанья о войне…
Невесело и не спокойно мне.
Ещё десятилетье миновало,
Ещё мои защитники ушли…

Сколько суток мы шли к берегам океана
От монгольских песков и отрогов Хингана?..
Сколько верст фронтовых, раскаленных боями,
В этом трудном походе осилено нами?..

Я завью верёвочкой кручину,
Отрешусь от недругов и свар…
…Я щепал колючую лучину,
Снаряжала бабка самовар.

Когда вперед рванули танки,
кроша пространство, как стекло,
а в орудийной перебранке
под снегом землю затрясло

В наши классы девчонок тогда не пускали,
Наша школа тогда называлась – «мужская».
Мы, наверно, грубее сегодняшних были,
Мы, наверно, больнее друг друга лупили...

Трофейный конь не знает языка,
Он входит в воду и плывёт без всплеска,
И сыромятной кожей поводка
Все сновиденья обрывает резко.

Я – горожанка. Я росла, не зная,
Как тонет в реках медленный закат.
Росистой ночью, свежей ночью мая
Не выбегала я в цветущий сад.

У нас все то же,
          что и до войны.
Отстроились сожженные деревни.
А блиндажи

На кромке переднего края,
лишь крикнуть успевший: «Вперед!»,
он знает, что он умирает,
не верит, что насмерть умрет.

Зачаты мы новою, страшною правдой,
Когда, отступая, пехота ползла,
Обуглена, выбита схваткой неравной,
И первая жатва в полях полегла.

Холодный плащ с простреленной полой,
И крестики узора на сорочке,
И ладанка с московскою землей
На потемневшей бисерной цепочке.

Стоны, грохот, пепел, дым и прах…
Я бегу… Мне слышится комбата
Голос, огрубевший на ветрах…
Проплывают выжженные лица

Я разношу повестки райвоенкомата,
В посёлке нынче ждут таких гостей.
В руке моей неплотно сжаты
Штук десять подвигов, а может быть, смертей.

Летели снежные медлительные хлопья,
Ложились стаей шумных легких ос…
Вдруг почтальон в холодные окопы
Твое письмо желанное принес.

Зрачок холоднее свинца…
И губы свинца холоднее…
Я так представляю отца,
Сражённого взрывом шрапнели.