В проломах стен гудит и пляшет пламя,
Идет война родимой стороной…
Безмолвная, бессонная, как память,
Старушка мать склонилась надо мной.

Что ж, нам уже за пятьдесят сегодня –
Как будто за спиной легла черта.
И как мираж – косынки тех девчонок,
Что в школу с нами бегали тогда.

Отважно сердце ленинградки!
Она – как воин, как солдат,
В решительной смертельной схватке
Наш защищала Ленинград!

На полвойны его хватило –
Рекордный для пехоты срок.
Вернулся – меченный тротилом.
Герой – в медалях, но… без ног.

Июнь, берущий в оборот.
Благословение на фронт:
– Какая ни случись беда –
Ты только с Богом будь всегда.

Крест-накрест двери заколочены.
Как дула – скважины замков.
О, эти сумрачные очереди
у продовольственных ларьков!

Пусть вороны гибель вещали
И кони топтали жнивье,
Мужскими считались вещами
Кольчуга, седло и копье.

А сколько спички стоили, кто скажет?
У нас в тылу во времена войны?
Да их тогда и не было в продаже,
И значит – спичкам не было цены.

Июнь рассыпает порошу
Ромашковых звезд на луга.
Я жизни тяжелую ношу
Пронес через пули врага.

Мне лишь четыре было в сорок пятом.
Дожди салютов сыпала весна,
И было мне немного непонятно:
В какой же день окончилась война?

Сегодня песню новую
Я слышу поутру,
Веселую, бедовую,
С такой уж не умру.

Упрекаешь горько: «Всё легко вам,
Ни войны не знали, ни потерь,
Сами выросли на всём готовом –
И чему научите детей?»

Помню Поныри! Птицы кричали.
В дальней роще дымился костёр.
Задохнулась душа от печали,
Обожглась о сентябрьский простор.

В нём живут пустые коридоры,
Тьма ночная, чуткая, как рысь.
В нём живут смоленские просторы,
Те, что в детстве Родиной звались.

Он прибыл домой ненадолго, из госпиталя,
Большой, но больной и слабый.
Старухи молились, шептали: «О господи»,
Плакали горько бабы.