Я в окопе побрился впервые.
В час, когда провожают девчат,
Я встречал лишь рассветы стальные
И слыхал, как «пантеры»* рычат.
Он в нас поверил, командарм,
И мы не подвели:
Мы удержали свой плацдарм,
Клочок земли.
Уже вели патронам счёт,
Счёт сухарям.
А враг всё давит, жмёт и прёт,
Грозя расправой нам.
Река клокочет, как котёл,
За нашею спиной.
Как кость, неумолимо гол
Бугор передо мной.
Разрывов частые столбы,
Сечёт свинец, как нож,
И от пальбы, как от судьбы,
Куда, солдат, уйдёшь?..
Мы вгрызлись в землю, как кроты,
Земля – она броня.
У всех – обугленные рты
От дыма и огня.
И нет спасения от мин,
Живого нет вершка.
Зову, кричу – молчит Кузьмин.
Не дозовусь дружка.
А он обмяк, а он давно
Моих не слышит слов.
Он сполз в окоп, как в гроб, на дно,
Замолк и был таков.
И у меня на пальцах кровь –
Чужая ли, своя?
Да что там кровь, атака вновь!
– Держитесь! – слышу я.
И, как живая, твердь земли
Качнулась в этот миг.
Они пошли, они пошли,
А я был за двоих.
Не за двоих, за пятерых,
Наверное, я был.
Мой автомат за всех за них,
Захлёбываясь, бил…
Осталось девять нас в живых,
Отбивших семь атак.
Трава курилась. Бой затих,
И догорал на огневых
Немецкий танк.