ПОД АУЦЕ
Под Ауце в раненой рани
Пошли в наступление мы,
Вступили в каленое пламя
Под всплески «катюш» среди тьмы.
Один мой друг, с которым на войне
Пришлось лежать в одном окопе мне,
С кем под шинелью я одною спал,
С кем всю войну прошел в дыму, огне,
С кем вместе до Победы прошагал,
Мне ныне с тихой грустью рассказал:
– В тот год – его ведь помнишь ты, скажи? –
Ребенок умер у моей Айши.
Стал ласков еще больше я с женой,
Берег, жалел ее от всей души.
Я для нее все делал в стынь и зной,
Чтоб было ей, родной, легко со мной.
Не думал огорчить ее – ей-ей, –
От всей души сказал однажды ей:
«Купить тебе я, дорогая рад,
Каракулевую шубу, чтобы в ней
Ты красовалась…» Я запомнил взгляд,
Такой, как электрический разряд.
Я знал, что слезы – по моей вине.
Она тогда в слезах сказала мне:
«Есть у меня одежда, есть, мой друг,
Без этой шубы обойдусь вполне…»
Не стал усугублять я ее мук,
Расспрашивать: зачем всплакнула вдруг?
А вот сейчас я понял наконец,
Когда увидел на лугах овец,
Когда запечатлел мой грустный взгляд
Отправленных жестоко на зарез
Молоденьких, беспомощных ягнят,
Что сотнями, став шкурками, лежат –
Распластанные шкуры на земле,
Став шкурами, лежат они в тепле,
На солнце, не пугаясь никого…
Струится ветер между них легко.
Их матери, что загнаны в закут,
Ягнят других весною принесут,
Чтоб слабеньким, чтоб блеющим своим
Показывать синь неба, где текут
Седые облака, как будто дым,
Траву, что пахнет жизнью и земным
Теплом и знобким холодом речным…
Отказ жены от шубы дорогой
Я принял просто за каприз пустой.
Теперь причина мне сполна ясна.
Характер женский этому виной,
Ведь женщина – будь мать или жена –
Она душой святой наделена.