Когда я вижу играющих детей,
невольно замедляю шаг.
А ночью в мои сны
из голубой дымки...

Сжимает город тяжкая блокада.
Нам нелегко дается каждый час.
Друзья мои, перетерпеть все надо.
На жертвы хватит мужества у нас.

Герои не успели постареть,
Они – земли сиянье и свеченье –
Уснули у притихших батарей
Давно уже минувшего сраженья.

Ни кола, ни двора и ни хаты –
Вся деревня под снегом живёт.
Эти годы, что были когда-то,
Горечь детства забыть не даёт.

Не признает атака середины.
Сначала и до самого конца
Она – как взрыв и как порыв единый,
Враз зажигает яростью сердца.

Мы – не пыль на ветру,
Не туман поутру,
Мы – другое совсем поколенье.
Нас развеять нельзя.

Где спят молодые ребята-годки́,
Где дождь над могилами капал,
Где мало улыбок и много тоски –
Там я плакал.

Здесь дубы не сведёшь, как бывало, в полки –
Редкой цепью стоят на поверке вечерней.
И окопы ожине* лежачей мелки,
И ползут лишь терны по ходам сообщений.

Я признан был писателем во взводе
И радовался, помню, от души,
Когда шептали: «До слезы доводит…»
И приносили письма: «Отпиши!»

Увяла ночь, а сна и не бывало.
Московская газета на столе.
С её страниц мне душу жгут напалмом.
Я пулями пришит опять к земле.

«Кино приехало!» – ликует стар и млад...
Событие – на редкость, долгожданно.
Злой дух опять вселился в аппарат,
Беда лавиной в зал сошла с экрана.

Как трудно берёзам стоять на ветру,
корнями уйти во вчера,
когда проступают сквозь бересту
лагерные номера!

Как только всхлипнет первое ненастье,
Так кто-нибудь торопится сказать:
– Опять сегодня села бабка Настя
Для дочки Вари варежки вязать.

Ты помоги мне, сердце,
Уведи –
В те давние года,
В сторонку дальнюю...

Укрепленья бетонные руша
И железо сгибая в дугу,
Знаменитая наша «Катюша»
Заступала дорогу врагу.