Принесли мне в землянку посылку,
И повеяло теплом.
И забилось вдруг сердце так пылко,
И я вспомнил тихий дом…

И будни как праздники были.
Заводы – гудками будили.
И мальчики нашей страны
В отцовых пилотках ходили

Совсем недавно в мастерской протезной
Примеривал я свой протез железный
Среди таких же, как и я, солдат,
Которым далеко за шестьдесят.

Нам идти далеко...
Окружили снега ворохами,
Навалилась метель,
Холодных холмов намела.

Под ясным небом за Наро-Фоминском
Стоят в октябрьском зареве леса…
Прихлынула к подножью обелиска
Цветов осенних поздняя краса.

Долго девушка глядела –
у танкиста грудь горит.
– За какое ж это дело
награждали? – говорит.

Играли в бурьянах в войну пацаны.
И плакали вдовы… Скорбела держава.
И мать мою звали по-русски Любава.
И – пятая осень пришла без войны...

Почему же глаза твои настежь открыты
И всмотреться не могут в посмертную тьму?
Почему на земле мертвецы не зарыты,
Не отпеты? Скажи: почему, почему?

Разудалый волгарь Борисов
Воздух резкой ладонью сёк:
– Выше ножку! – кричал. – Артисты!
Выше ножку! Тяни носок!

Оркестра гром.
И стяги впереди.
И ветеранов строй за ротой рота.
И генерал бывалый...

В каждой хате есть портреты в рамках,
Только мало в семьях мужиков,
Только много в тёмных полушалках
Без году состарившихся вдов.

Я помню зиму сорок пятого –
Тревог, отчаянья, тоски.
Таскали бабы, как проклятые,
Пятипудовые мешки.

Фронтовиков сверкают ордена,
всплеск радости сквозь боль воспоминаний.
Я понимаю в этот день, страна,
как высока цена твоих страданий.

Берлинских бандитов берет зудеж:
«В России просторы – богаче не сыщешь!
Сразу – только на землю взойдешь –
В карманы сами полезут тыщи…»

Ночь бела, как глаза белофинна,
Нестерпимо бела.
Как серебряный призрак, машина
По дороге плыла.