ПОСЛЕВОЕННЫЙ ФАРВАТЕР
Не знает шкипер, на каких глубинах,
на зюйде, норде, весте или осте,
стоят в воде, покачиваясь, мины,
уже позеленевшие от злости.
Над морем синева громадных крыл.
Они темны. Движенье их незримо.
Шумящий их размах от взоров скрыл
обрывистые очертанья Крыма.
Но это – ненадолго. Поутру,
перед коротким сном на койке твердой,
я лед с иллюминатора сотру
и Крым увижу. Он возникнет с норда.
В безветрие и в свежие ветра
с зарей вечерней мы выходим в море
и там, у горизонта, до утра
дрейфуем, подгребая. Мы – в дозоре.
И каждый раз, когда, сбавляя ход,
минуем мыс, вонзенный в море остро,
как новость, вдруг передо мной встает
сверкающий огнями полуостров.
Когда январь кидает в шторм волну
и зимние лежат над Крымом тени,
он хмурит бровь, как форт перед сраженьем.
Но каждый раз всё меньше он суров.
Рассветным думам отдавая дань, я
гляжу вперед. На рубеже боев
кипит рубеж труда и созиданья.
И каждый раз я думаю о том,
что это так же ярко и прекрасно,
как ордена на пиджаке простом,
как анероид*, громы бурь на «ясно»
уверенным сменяющий перстом.
Так, опершись на корабельный трос,
я долго наблюдаю берег близкий.
Я вижу: там растет, как прежде рос,
на склонах гор мускат александрийский.
…Но иногда среди мускатных лоз
глаза гранит находят – обелиски.
Напоминаньем светлым и прямым
нам говорят надгробия героев
о том, чтоб мы, кто с моря видит Крым,
несли дозоры, силу глаз утроив.
Несём дозоры. Мы привычны к ним.
* Прибор для измерения атмосферного давления, тип барометра.