В вагонах русская гармошка,
Родной сибирский говорок.
Плывёт в тумане за окошком
Звезды зелёный огонёк.

Преимущество тех, кто остались в живых,
Только в том, что за ними права
О друзьях, о соперниках бывших своих
Произнесть приговора слова;

Нам в окопах было не тесно,
Ты сестрою была нам в бою.
Мы влюблялись в тебя, если честно,
В эту смелость и верность твою!

Было тихо и тепло в избе, –
Нет избы. Котенок на трубе, –
Нет трубы. Испепеленный пень, –
Нету пня. Осиротелый день.

Послевоенная игра.
Нехваткой торфа и дровишек
Определяла мать сама
Жилищной площади излишек.

Был глух и печален простой рассказ
(Мы в горе многое познаём)
Про смерть, что черной грозой пронеслась
Над тихой деревней ее.

В детстве слышал я от домочадцев,
Коль была работа тяжела,
Кто то скажет: «Где мои семнадцать!», –
Прежде чем приняться за дела.

Окна задушены дымом,
Ярость гудит в кирпичах.
Вдоль мостовых нелюдимых
Голые трубы торчат.

Спина как серп у бабы Катерины.
Хлебнула бед за век дремучий свой:
Из Курска муж, а сын из-под Берлина
Вернулись похоронками домой.

Опасность братски поделив,
Нас встретил Мотовский залив,
Где облака намокшей ватой
Едва влачились над водой

Ты дала мне первое дыханье,
Первый трепет, первый сердца стук.
И любовь, и всё свое вниманье,
И тепло, и нежность умных рук.

Здесь даже мелочи – не мелочи.
В России голод и война.
А ты?.. Два мальчика и девочка,
И мать больна, а ты одна.

Плугами последние блиндажи
Разравнивает Европа.
Лишь он, обнявши винтовку, лежит
На дне своего окопа.

Даль, дорога широкая.
И просторы равнинные.
Где же ты, черноокая,
Где метель тополиная?

Во славу победного стяга
Он вверх разрядил автомат,
И, сев на ступеньку рейхстага,
Впервые заплакал солдат.