Мы, вымокшие, злые, ждем сигнала.
Но что нам дождь? Через минуту бой.
Высокий бруствер над моей судьбой
Набит кусками рваного металла.

Война до ночи грохотала
В тот день, и кажется теперь:
Она, усталая, стонала
От лютой злости и потерь.

Опять снега метут, снега,
Послевоенные, крутые.
И ни дороги, ни следа
В те ночи долгие и злые.

Везёт на фронт мальчика
товарищ военный врач…
Мама моя, мамочка,
не гладь меня, не плачь!

Комиссар нам казался отцом.
Добрым был, но и спрашивал строго.
В размышленьях о чем-то своем
Он бородку задумчиво трогал.

Как ты живешь, мой мальчик золотой?
Мы так давно не виделись с тобой!
Прочти мое письмо, и ты узнаешь
О нашей трудной жизни фронтовой.

Опять копаю огород,
Опять земля – сплошная глина.
Отец, поди, уже берёт
Один из секторов Берлина.

Бабушка Саша. Эвакуация.
В дальних снегах потонувшая станция.
Кто надоумил с соседкой податься
По белу свету поехать скитаться?

Когда кольцо сомкнулось оцепленья
И рядом раздалась чужая речь,
Когда почуял: жизнь не уберечь, –
Увидел он в последнее мгновенье

Года послевоенные.
Барачный неуют.
Хлебы благословенные
по карточкам дают.

Белеют снега в вышине голубой,
Сады украшают долины,
И солнце смеется, как плод золотой,
И слышится клекот орлиный.

Раздался взрыв на Эльбе вспененной,
И я к нему что силы мчусь,
И прибежали в то мгновение
Американец и француз.

С мужьями пожить не успели,
Заморских не ведали мод.
Зато отработать сумели
За десять веков наперёд!

Как ни глубок он, след от танка,
А все-таки он след-времянка:
Его, как и любой окоп,
Забьют пшеница иль укроп.

Это было словно вчера еще:
Солнце, дворики, огород.
Я – с дружками в лапту играющий,
А над выгоном – самолет.