Бомбовозы ровными рядами
Шли и шли угрюмо на рассвет –
Высь покрылась черными крестами,
Будто это кладбище над нами

Я до войны не знал, что я еврей…
……………………………………
В святом своем неведенье велик,
Я русским был в окопе неказистом –

Воображение уносит
Туда, где в хоре строгих сосен
Одна, как лира, запоёт.
Ах, ствол двойной, хмельной, багряный...

Не люблю я тиканья часов –
Времени настойчивого стука:
В них десятки мертвых голосов,
Памяти докучливая мука.

Что мне, солдату, осталось
После Второй мировой?
Ночи траншейной усталость,
Холод зари фронтовой.

Лагерь.
Колючка.
Неволя.
За лагерем – степь и воля,
Поле, бескрайнее поле…

Впереди леса еловые,
Темно-синие, лиловые,
Нара-река, Протва-река,
Свинцовые облака.

В романовских дубленых полушубках
Лежат в снегу – не слышны, не видны.
Играют зайцы на лесных порубках.
Луна. Мороз… И словно нет войны.

Какие качели,
какие деревья в саду!
Гречихи цветенье
и солнечный день – на меду.

Отход прикрывает четвертая рота.
Над Волховом тусклое солнце встает.
Немецкая нас прижимает пехота.
Спокойствие. Мы прикрываем отход.

Я выросла в любви,
Все это замечают,
И в нежности к друзьям,
И в нежности к цветам.

Опасность повисла в эфире –
Слепой и убийственный груз.
В бесплодных мечтаньях о мире
Позорно молчание муз.

У девчонок,
Как волны залива,
Зелены озорные глаза…
И опять моё сердце заныло,

В ночном бреду томившийся солдат
Не вспоминал про яблоневый сад
И сельских утренников синеву,
Зарей студеной павших на траву

Жили мы в Берлине.
С переводом
В край родной везло тогда не всем.
Мне уже исполнилось три года.