В заснеженном Ленинск-Кузнецке
Война приземлила меня.
Впадала в сибирское детство
Зелёная речка Иня.

Не за Ленина, не за Сталина,
Не за партию – за своих,
За родных, что в тылу оставлены,
Бился батя мой в штыковых.

Когда изводимся душой
То над печалью небольшой,
То над заботой – легче пуха,
Наш разум и покой смутив...

В годы пространные, послевоенные,
В доме, который построили пленные,
Рядом с бараками, на пустыре
Выросло племя – дыра на дыре...

Пурга лютует. В снег вбивает нас.
Оглохнув и ослепнув, без дороги,
едва бредем, не зная – в этот раз
дотащат ли к баракам наши ноги…

Смолк орудийный гром войны,
В бессильи выплаканы слёзы.
Священной памяти верны,
Стоят поникшие берёзы.

Пожар войны гасили кровью.
Священна кровь солдат тех дней.
Кладут цветы к их изголовью
Кто был, кто не был на войне.

Старый домик, занесённый снегом.
Тишина, вселенческий покой.
Не видать ни птиц, ни человека
В деревеньке позднею зимой.

Батареи всю ночь грохотали,
А когда занялась заря,
Мы раскрыли и перечитали
Милый сердцу том «Кобзаря».

Я приду, жди меня из свинцовой пурги,
От нее поседела моя голова.
И к тебе прилетят, не настигнут враги,
Мои теплые, полные ласки слова.

Посреди смертей
До больших побед
Говорил солдат:
– Больше силы нет.

Нам было скучно на уроках,
Когда глядела в класс весна.
Нас в лес тянуло, где в окопах
Таилась прошлая война.

Страшная война –
Строгий пост. Молюсь,
Чтоб воскрешена
Им была вся Русь.

Я бессмертен, пока я не умер,
И для тех, кто еще не рожден,
Разрываю пространство, как зуммер
Телефона грядущих времен.