Дед, не хвастая сноровкой,
Но в угоду детворе,
Метки чиркает ножовкой
На сверкающей коре.

Пожар войны гасили кровью.
Священна кровь солдат тех дней.
Кладут цветы к их изголовью
Кто был, кто не был на войне.

Когда нет сил за жизнь бороться
И настроенье на нуле,
Я вспомню маму у колодца
И борщ горячий на столе.

Вкус горелого сахара, сладковато-прогорклого,
Для мальчишек военной поры
новым лакомством ставшего, –
Как пролог той грозы, небывало жестокой и долгой...

Я видел:
он бежал – спасал себя.
Конечно, у него была семья.
И жизнь – одна.

Отгремели грозные сраженья,
и с годами появилось кредо:
немцы одержали пораженье,
потерпели русские победу.

Как упал он, скошен пулей,
На последний снег весны,
Налетели – гули-гули –
Гуси белые, как сны.

Сверля туннели по сугробам талым,
Ручьи, звеня, стремятся в лоно рек.
А при пути, измученный металлом,
Как свечка, догорает человек.

Солдат упал на поле брани,
в атаке пулей вражьей сбит,
успев подумать: «Снова ранен…»
Но оказалось, что убит.

Надо мною –
блокадное небо.
Мне одиннадцать стукнуло лет.

В холодных северных широтах,
У моря, на краю земли,
В свой клуб бойцы морской пехоты
Однажды вечером пришли.

Когда ты лгал в бою под Сталинградом
бессмертному сержанту своему,
что не задет взорвавшимся снарядом,
и стон скрывал улыбкою в дыму

Моих друзей негромкие дела –
Следы давнишние
На партизанских тропах.
И всполохи берёзок на окопах...

С годами глубже в детство забираясь,
Найду костёр под пологом лесным.
О, радость! О, щекочущая сладость –
Тот, от ноздрей не отлетавший дым!

Звучали стихи.
Целый вечер – стихи!
Читали их бывшие фронтовики.
Звенели медали...