Мороз свиреп. В снегах искристых, вязких
берёзы тонут – кроны лишь видны.
От плена снежного мы их по-братски
освободим… И прежде чем по самой первой жахнуть,

Чтоб стать выносливыми, ловкими
Всем, как один – боец к бойцу,
Мы с деревянными винтовками
Пыль поднимали на плацу.

На праздник дома вновь не усидели,
Гражданский долг сумел их обязать.
Идут ещё, но, правда, еле-еле,
А мне нельзя о павших не сказать.

Мы все покинем и леса, и пашни.
Таков у смертных на земле удел.
Лишь одного – быть без вести пропавшим
Я на войне остаться б не хотел.

Опять разгулялись витии –
Шумит мировая орда:
Россия! Россия! Россия!..
Но где же вы были, когда...

Строгими солдатскими рядами
Дни прошли, мелькнули, словно тень.
Я скажу вам честно, между нами,
Не могу забыть я этот день.

Им бы в туфельках по паркету
В свете люстровом в вальсе плыть,
А не здесь вот грязищу эту
Задубелой кирзой месить.

Доброй вестью Русь объята,
Смех – и копоть от махорки.
Возвращаются солдаты,
Ордена на гимнастёрках.

Друг это знает и знает враг:
Гору один не сдвинешь никак.
Свойство чудесное нашей руки:
Пальцы в союзе друг с другом – кулак.

Мой отец – воспоминанье кожи
О колючей нежности солдата,
Уходившего на фронт когда-то.
На руки он взял меня, похоже…

Не смейтесь, если в поле по весне
Я поцелую горсть земли родимой.
Поверьте: чуждо слабодушье мне,
Душа умеет быть неколебимой.

Ах, суд потомков! Он, понятно, прав.
Суд с высоты, чтоб в мелочах не мешкать,
Где в том числе и я, к земле припав,
Судьбу свою прикинул в перебежке.

Сестра разыскивала брата,
А брат разыскивал сестру…
Он помнил, как огонь встал рядом,
Она – как тишь вдруг на версту.

Воротясь с великой войны,
Я у дома сижу своего.
Я живым воротился с войны,
Но, увы, не забыл ничего:

У пыльной военной дороги
Мы сделали краткий привал.
Горели усталые ноги,
В лощине ручей ворковал.