В тот страшный год с бандитской хваткой
И сталью вражеской руки
Подверглись «новому порядку»
По хатам бабьи сундуки.

Всплывает в памяти упрямо
Разрывов грохот, гарь и дым.
Была картофельная яма
Бомбоубежищем моим.

Хотя прошел немалый срок,
Свежо мне помнится и ныне
Война, привалы у дорог
И аромат степной полыни.

Ту весну сорок пятого года
Не забудет Россия вовек,
Голубое тепло небосвода
И войны остановленный бег.

Я не пишу о войне:
Трудно писать о войне.
А уж кому, как не мне,
Строчку не бросить на круг?

Об одном тревожились мы только:
Чтоб никто не смог нам помешать…
В сорок первом с Нестеровым Колькой
Мы на фронт наладились бежать.

Мальчишки военных лет...
Суровый, холодный рассвет,
Прозрачная бледность щёк
И скудный, голодный паёк.

Перед холмами гремит без отбоя
Канонада под небом седым.
Ничего мы не видим с тобою –
Так неистовы пламя и дым.

В нашем роду все женщины были верны.
Взять тётку Шуру – жених не пришёл с войны,
лет до семидесяти так и жила одна –
солдатскими письмами насмерть обожжена.

Обыкновенный клок земли,
Здесь в нас стреляло пол-Европы.
Тут даже годы не смогли
Сровнять солдатские окопы.

Забудется и Детское Село
и цепи спецпереселенцев
и как над парком гарно** и серо
когда ведут понурых пленных немцев...

На слова скупы поэты,
На войне – скупы вдвойне.
Лишь короткие куплеты
Сочиняли в тишине.

У войны было горя много,
И никто никогда не сочтёт,
Сколько раз на своих дорогах
Оставляла война сирот.

Когда сраженье стихнет понемногу,
Сквозь мирное журчанье тишины
Услышим мы, как жалуются Богу
Погибшие в последний день войны.

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт –
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.