Город сильных, мужественных, смелых,
Непреклонных, волевых людей…
Холод, голод, бомбы и обстрелы
Не затмили красоты твоей!

Поблескивая краской свежей,
На стенке катера стоят.
Их вешним светом солнце нежит,
Над ними облака парят.

Войну, как в небыль, унесло,
В сирени мирной тонет улочка.
Но, как и прежде, за село
Выходит в белом Дарья-дурочка.

Коварна фронта тишина.
Осмыслен красный глаз ракет.
В окопах в рост встает война,
И пахнет порохом рассвет.

Мы жили в пограничной полосе
Близ хуторов, когда-то заселённых.
Я уходил по молодой росе
И дотемна бродил в лугах зелёных.

Июнь, берущий в оборот.
Благословение на фронт:
– Какая ни случись беда –
Ты только с Богом будь всегда.

Ничто неизменным не может быть.
Один за другим торопятся дни;
Придут и уйдут – нельзя возвратить,
Но в жизни твоей как вехи они.

Мы, стиснув зубы, шаг за шагом
Шли на восток, шли на восток.
Остался там, за буераком,
Наш городок.

Глухой зимой в лабазе мрачном,
Где прежде сроду не бывал,
Для друга, что лежал с горячкой,
На рынке мёд я покупал.

К порыжелой воде гнулись вербы с откоса,
Вился пар над разливами росной травы.
И звенели луга и просили покоса,
Но корежили землю глубокие рвы.

На латвийской земле, там, где гостя встречают тепло,
На морском берегу, отороченном белою пеной,
У развилки дорог, перед въездом в большое село
Есть одетая дерном могила матроса-туркмена.

Искривленные рельсы, шпал огарки,
Докуренные желтые цигарки.
Клочки бумаги, по путям гонимой, –
Солдатские послания к любимой.

Майора красит первый лёгкий хмель.
Майор смешлив, умён и в службе истов.
– Сержант Арсеньев, где у нас шинель,
украденная мною у танкистов?

Я, с боем прошагавший всю войну
И видевший селений русских пепел,
Взглянул вдруг на девичью седину,
Сжал автомат и девушке ответил

По дорогам машины, пыля,
мчатся – время опережая,
отдают комбайнам поля
груз пшеничного урожая.