И в радостный день, и в печальный
С тобою я связан судьбой.
Тебе я не родственник дальний,
Россия, а сын твой родной.

Сентябрь на полуострове Рыбачьем.
На скалах мох рыжинками прошит.
И редкий снег, как будто пух гагачий,
Над дотами притихшими кружит.

Нам необходимы фотографии –
Наших жизней различимый след,
Зримые крупицы биографии
Каждого рождённого на свет.

Она давно живёт одна.
Помолится неслышно Богу –
И смотрит, смотрит из окна
На онемелую дорогу.

Ванечка, Васенька, Колюшка, Митя,
Где вы, родимые деточки, спитя?..
Где взять мне их, утешные слова,
Слова, что так похожи на молчанье?

Я не была на той войне,
А кажется – была,
И кажется – в её огне
Вся молодость прошла.

Парашюты рванулись, приняли вес.
Земля колыхнулась едва.
А внизу – дивизии «Эдельвейс»
И «мертвая голова».

Ночь. В землянке темно.
Тишину на дворе
Нарушает смертельная вьюга.
Мы распили вино

Помнишь те ночи, дождями омытые?
Помнишь бойцов, что стонали в углах?
Лица суровые, пылью покрытые,
С отблеском боя в бессонных глазах.

Срезанный осколками снаряда,
Словно в поле скошенная рожь,
Человек упал, а с неба градом
Сыплется свинец, как дождь...

На рубеже войны и мира
Солдатам в касках боевых
Как невзорвавшаяся мина
Она казалась в первый миг.

Разрядив наганы, автоматы
И себе устроив выходной,
Расписались русские солдаты
На Рейхстаге – и ушли домой.

Полустёрты края и узоры.
Как ни мой её, как ни три,
Запах щей, неожиданно горьких,
Пробивается изнутри.

Желтеют листья на осине,
Летит ли с вишен белый цвет,
Старушка думает о сыне:
И почему его всё нет?

Бейте, бейте шомполами –
Всё равно не закричу!
На решетке, сжав зубами,
Гайку ржавую верчу