Остывали стволы орудий:
Затаилась в окопах война…
Мы с тобой непохожие люди,
Но судьба у нас, парень, одна.

Провонявший порохом, небритый,
С розоватым шрамом вдоль лица,
Прибыл я с войны незнаменитой
И попал в объятия отца.

У саперов бывает всякое…
И нередко в сердцах – холодок.
Их нельзя удивить атаками,
Нервы связаны в узелок.

Белый апрель:
белая замять распоротых пуховиков и подушек
по дорогам;
белая кипень вишневых садов в палисадниках

Да, мне жилось несладко,
Да, мне хотелось сладкого.
Батька? На фронте батька...
Мамку свезли на братское...

Где созревать бы надо хлебу –
Лежали минные поля
И с криком вдруг вздымалась к небу
Большая рваная земля.

Эх, собрать бы всех вас вместе
На счастливейшей земле,
В Ленинграде, или в Бресте,
Иль у нас – в Йошкар-Оле!

Во фляге – лед. Сухой паек.
Винтовка, пять гранат.
И пули к нам наискосок
Со всех сторон летят.

Снова рвутся снаряды вблизи,
Где-то вновь разгорается бой.
Я в промокшем окопе, в грязи,
Смерть кружит над моей головой.

Я над белым молчанием Свири стою.
Что тревожит в разливе спокойного света
Даль полей, и деревья, и душу мою?
Что мольбой леденящей вплетается в лето?

Лежала женщина. Лежала
В снегу на взятой высоте.
Торчала рукоять кинжала
В ее округлом животе.

Долгой и трудной дорогой к тебе возвращалась я, Таллин!
Волосы гладили мне Балтики ветры родные.
Мимо тянулись обозы, танки кругом грохотали.
Радостью грудь наполнялась, хотелось смеяться впервые.

Здесь шла война. Подумать, четверть века
Тому назад… Вон в том березняке…
Не ждать сегодня мне на всё ответа.
Стучат часы исправно на руке.

Надел шинель, винтовку взял –
Ну чем не воин? Но куда там!
Я стал мечтать, но я не стал,
Не стал тогда еще солдатом.

Где они, военные дороги?
Отвечаем – пройдены в былом.
Громогласно подводя итоги,
Сели и пируем за столом.