Догорает хутор, что отбили,
Даже сруб колодезный горит.
Воины, чумазые от пыли,
Делят у колодца сухари.

Трубы. Пепел еще горячий.
Как изранена Беларусь…
Милый, что ж ты глаза не прячешь?
С ними встретиться я боюсь.

Пора трагических вещей,
народной боли
миновала…
Мы у детей не ищем вшей

Я ночью Зов бросал в пустыню –
Никто не откликался мне,
Лишь отголосками пустыми
Дразнило эхо в тишине.

Заходит солнце за Карпаты.
Июньский день истлел, умолк.
Войной разрушенные хаты
Окутал голубой дымок.

…После схватки долгой и упорной
мы в село Минаево вошли.
Где же дом высокий и просторный?
Всё фашисты начисто сожгли.

Дальний треск пулеметов.
И дождь. Оплывает окопная глина.
Никуда от себя не уйдешь –
День такой неуютный и длинный.

Кем я был на войне?
Полузрячим посланцем из тыла,
Забракованный напрочно всеми врачами земли.
Только песня моя с батальоном в атаку ходила

Наши пушки вновь заговорили,
Пробил час. Мы выступили в бой!
Мерно лаг отсчитывает мили,
Чайки вьются низко над водой.

– Уж лучше смерть, чем ужас мрака,
Чем жить как жалкая собака! –
Воскликнул, в бой идя, солдат
И смело ринулся в атаку.

Был холм тот мало чем приметен –
Пологий, лысый, небольшой.
Но в том далёком сорок третьем
Именовался высотой.

Вот и мне, отец, тридцать четыре –
Столько лет исполнилось в тот час
И тебе, когда в гремящем мире
Жизнь твоя в бою оборвалась.

Отгорят на западе закаты,
И тогда по краю тишины
По ночам домой идут солдаты,
Столько лет идут домой с войны!

Я был пехотой в поле чистом,
В грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
В последний год на той войне.

Через улицу, через площадь,
По асфальтовой мостовой
Неуверенно шёл, на ощупь
Дождик солнечный, дождь слепой.