Дождь подошёл к реке, хромая,
О том дорогу не вини.
Люблю грозу в начале мая,
Особенно – в конце войны.

Под пересвист пустых стручков акации
Катил Сибирью сорок первый год.
Кричали поезда эвакуации
И не хватало раненым подвод.

Я проходил по тем местам, Серёжа,
где потерял тебя я год назад.
Пустынный дол теперь мне стал дороже
тех шумных мест, где побывал солдат.

По дорогам машины, пыля,
мчатся – время опережая,
отдают комбайнам поля
груз пшеничного урожая.

Покури на крыльце «Цитадели»,
Может быть, потому подшофе:
Там, где пули смертельно свистели,
Бард Аксёнов и, в общем, кафе.

Гуляет по июню тишина,
И хочется в ней тихо раствориться.
Спугнуть её боятся даже птицы,
Она у сердца самого слышна.

Лишь губами одними,
бессвязно, всё снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне дорога…

Дорога торная, дорога фронтовая,
Поникшие сады, горящие стога,
И в злой мороз, и в зное изнывая,
Идти по ней и вечность постигать.

Случайно в мемуарах генерала
Прочел и вздрогнул: «Зайцева гора»!
Ведь наша часть ее атаковала…
Всё вспомнил я. Всё было как вчера…

Всё было: обиды и страх,
и сердце стучало устало.
Травинкой на минных полях
терпенье мое прорастало.

Четыре года фронт,
Где только шаг от смерти.
Отец исколесил
Несчитано дорог...

«Ложись! – кричал какой-то дядя, –
Чо, жизнь тебе не дорога?!»
В траншею падал я, не глядя,
Не став мишенью для врага.

Война грохотала, катилась,
И вот он – решающий бой!
Второе дыханье открылось
У наших солдат под Москвой.

Когда сраженье стихнет понемногу,
Сквозь мирное журчанье тишины
Услышим мы, как жалуются Богу
Погибшие в последний день войны.

Мы залегли в бурьяне и в пыли.
Замолкла к ночи канонада.
И только пролетают журавли,
Курлыча грустно, к Сталинграду.