Заснеженные тихие селенья,
Известные в те памятные дни
Боями только местного значенья, –
Они безвестным воинам сродни.

И опять – всё сначала, сначала.
Посвист мин, в щепу кипенный сад.
Все безумства огня и металла
Сквозь мои сновиденья летят.

Гнула буря дерево сурово –
Вся в росе, лежит под ним земля…
Скакуна оседлываю снова
И скачу в далекие поля.

По нашей улице щербатой
Стучали утром костыли.
Отец прошёл войну солдатом
До вражьей выжженной земли.

Ещё ты ползёшь по сумётам**,
Но считана, считана жизнь…
Фельдфебель***, припав к пулемёту,
Минуты твои сторожит.

Война отшумела… Как жалко!
Родись чуть скорей – и успели б
и мы себя в ней показать.
А так теперь что ж? Ешь да спи...

Отбитый у врага зимой,
Еще зализывал он раны…
К вокзалу, соблюдая строй,
Мы шли – и видеть было странно

До костей я продрог, за киосками вскоре
Я окурок нашёл, раздобыл и огня.
– Что ты сделал для фронта? – плакат на заборе
Тыкал пальцем презрительно прямо в меня.

Кнут – немецкий генерал –
Загодя печатал бланки.
Прокатиться он мечтал
По Садовой и Фонтанке.

Старый домик, занесённый снегом.
Тишина, вселенческий покой.
Не видать ни птиц, ни человека
В деревеньке позднею зимой.

Помните хозяйственную сетку, наш советский полный соцпакет?
В ней несли соседи и соседки: соль, муку, картошку, cabernet,
Книги и капусту, баклажаны, валенки, стиральный порошок.
Сетка незаметная в кармане, а вмещала чуть ли не с мешок.

Включаю телевизор:
Танки, грохот,
Врага под корень режет пулемёт…
А бабушка моя тревожно вздрогнет...

Проезжая пески пустыни,
Что струятся быстрей воды,
Созерцая новые земли,
Города, поля и сады

Замерзая в окопе стылом,
Ты царапал письмо домой
И в каракулях торопливых
Сообщал: мы уходим в бой.

Мне лишь четыре было в сорок пятом.
Дожди салютов сыпала весна,
И было мне немного непонятно:
В какой же день окончилась война?