Пели бабы песню на гумне:
«Расцветали яблони и груши…»
И вздыхали веялки всё глуше
В зябкой предрассветной тишине...

Мелькают за окнами сосны.
Разъезды вдогонку бегут.
Как всё это сложно и просто –
Сквозь годы нас в юность везут.

От мировой до мировой,
Ломая судьбы и широты,
Несло героев – головой
Вперёд – на бункеры и дзоты.

Бомбы истошный крик –
Аэродром в щебень!
Подъемного крана клык
На привокзальном небе –

Полуторки гремели по России.
И мимо нас, летя во весь опор,
Они такие песни проносили,
Что мы поём те песни до сих пор.

Первый год многолетнего мира.
На столе догорала свеча.
Поспевала картошка в мундирах,
Так желанна и так горяча.

Вторые сутки город был в огне,
Нещадно день и ночь его бомбили.
Осталась в школе карта на стене –
Ушли ребята, снять ее забыли.

Я приехал туда, где на фронте убило отца,
Осмотрел все дворы в бастионе казацком
И бродил между хат от конца до конца –
Похоронка неправдою стала казаться.

Трепет взорвавшихся почек,
рокот весенних дождей…
Мать говорила: «Сыночек!
Мир не без добрых людей».

Туман плывёт над спящею рекою,
баюкая ленивую волну.
Рассвет неслышно подойдёт к окну,
не нарушая этого покоя.

В два ночи – оглушительная новость:
Победою окончена война!
И хоть мы ждали, к новости готовясь,
Но все ж врасплох застала нас она.

Майский лес, объятый тишиной,
Сосны, опалённые войной.
Здесь вчера ещё гремел жестокий бой:
Взрывы бомб, снарядов дикий вой.

Ржавая гильза из-подо Ржева,
как поминальная свечка, стоит
в книжном шкафу лет пятнадцать уже, а
сколько ещё ей стоять предстоит?

Прибавилось снегу заметно
На плоскостях броневика.
В порывах свирепого ветра,
Как прежде, застыла река.

Есть в Севастополе район. Давно
Его назвали люди Красной горкой.
От маков, что ли, всё кругом красно,
И отдаёт во рту травинкой горькой.