Какие клубились метели
В твоей обожжённой дали!
Какие грома прогремели –
За край милосердной земли!

Я написал свое письмо
Еще весной зеленой
И до сих пор не отдаю
В бригаде почтальону.

Чуть заалел восток тревожный,
И запах гари стал острей,
Окреп над полем рокот грозный
Чужих и наших батарей.

В войну играет мальчик на полу.
Атака, и враги бегут на запад…
Был мальчиком когда-то его папа,
он очень часто рисовал войну:

Тучи низко идут над Кремлёвской стеной,
В небе отсвет знамён войсковых.
Мы деревни сдавали высокой ценой,
Оттого лишь не сдали Москвы.

Он предо мною – без медалей,
Простоволос, безног и слеп,
Осколком гитлеровской стали
И меж бровей пропахан след.

Мы, признаться, боялись ходить по окопам:
От землянки к землянке – как между ножей.
Притаившийся снайпер без промаха шлепал
Меж бровей.

Первый день моей войны –
В сорок первом, под Смоленском,
В артдивизионе Н-ском,
Вижу не со стороны.

Я несколько дней по центру столицы
кружила…
И вот на вокзале опять.
Вижу усталые серые лица.

Во славу победного стяга
Он вверх разрядил автомат,
И, сев на ступеньку рейхстага,
Впервые заплакал солдат.

Мы прямиком шли
на грачиный гомон.
Земля была
черней печной заслонки.

Мы все себе кажемся больше
И великодушней, чем есть.
И все мы бессмертны (о, боже!)
И падки при этом на лесть.

Я помню время горьких лет,
поля, поросшие бурьяном,
босой ноги нечёткий след
в пшеничном поле спозаранок.

Уже давно пришли с войны солдаты,
У тех солдат растут свои сыны,
А в этот дом, все перепутав даты,
Еще военные стучатся сны.

Пора наступленья – она
Рычажная сила в руке,
А тут у реки кривизна
И рота прижата к реке.