Мне кажется сейчас, что знаю я
Всех, кто живет в моей большой стране.
Я знаю их в лицо, я знаю голос их.
Я подойду к окну – и слышу далеко,

Он из стакана воду пил.
Не потому, что не любил
Весенних струй игру живую.
Не потому, что страсть земную...

Она ждала и огонёк
С окна, ложась, не убирала,
Чтоб сын его увидеть мог,
Шагая с дальнего вокзала.

На краю воронки от разрыва бомбы
Утром я подснежник голубой сорвал.
Мне бы его бросить, позабыть о нем бы,
Но о чем-то близком он напоминал.

Суровое, решимости полно,
Пороховым овеянное дымом,
Видением, вовек неизгладимым,
Повсюду мне встречается оно.

Мы проводили в первый день отцов.
И были эти проводы суровы…
В войну мне не пришлось встречать вдовцов.
Но множились в округе вдовы… вдовы…

Мне военный припомнился лагерь –
Над палатками ветра полёт,
Солнце белкой мелькает на флаге,
Взвод походную песню ведёт.

Мой дед, известный миру плотник,
Был скуп на слово и на жест.
Пропахший стружками и потом,
Он инструмент держал, как жезл.

В деревне чествуют Победу,
как всюду по родной стране...
Мальчишка, бить фашистов еду
Я в повторяющемся сне:

…Мороз ловил тебя на слове,
Он губы обжигал, он рос,
Он с каждым мигом все суровей
Дышал, прославленный мороз.

Старик не спешил – всё уже позади,
И взор его занят был далью.
И орден висел на тщедушной груди,
Краснел потемневшей эмалью.

Что было нажито трудами –
Дотла спалил пожар войны.
Огонь метался над садами,
И ветки яблонь увядали,
Нещадно им опалены.

Я не видел отца.
Нет, он мать и меня не бросал.
Говорят, кузнеца
Наш посёлок ловчей
Не знавал.

Взрыв. И наземь. навзничь. Руки врозь. И
Он привстал на колено, губы грызя.
И размазал по лицу не слёзы,
А вытекшие глаза.

Ждёт тепла весеннего окраина.
С дочерью, средь мелочных хлопот,
Снайпер Зинаида Николаевна
В тихом Белоострове живёт.