Мне приснился народ наш мальчиший –
Лет пяти и постарше: шесть, семь…
Было лето. Краснели вишни.
Немцы пленные шли по шоссе.

Судьба – души нелёгкий опыт…
Среди отеческой земли
сначала заросли окопы,
а мы – потом уже росли.

Он в шахматы играл со мной
и был мне всех родней и ближе.
Мы так любили с ним зимой
бродить в Сокольниках на лыжах…

В квартире за Нарвской заставой,
В шкатулке, невзрачной на вид,
Прижатый пехотным уставом,
Обломок Рейхстага лежит.

Звучал кавалерийский марш,
Короткие слова приказа.
Вершился бранный подвиг наш
В просторах северней Кавказа.

Будет весна. Журавли прилетят.
Будет висеть над землёй тихий дождь.
Мимо намокших деревьев, солдат,
ты не пройдёшь. Ты не пройдёшь.

Бьет по крылу мятущееся пламя.
И песню об отчизне экипаж
В последний раз поет под облаками,
Последний сделан в высоте вираж.

Играют мальчики в войну.
Передний край, КП*, снаряды.
Ползёт мальчишка вдоль ограды…
Играют мальчики в войну.

Шагнёт под пули молодым.
Раненье. Плен. Концлагеря.
Домой воротится седым,
Всевышнего благодаря.

Синело небо. Было тихо.
Трещали на лугу кузнечики.
Нагнувшись, низкою гречихой
К деревне двигались разведчики.

Февральские лужи – во льду, как в стекле,
Поземка метет по венгерской земле.
Слышна пулеметная скороговорка.
Железной походкой здесь битва прошла

Без тебя растёт трава бесстрашно,
Шелестят леса своей листвой.
Знаю, что и ты был здесь обласкан
Этой скромной северной землёй.

Отчий дом в жестяной кепке рыжей
Даже в зной не ищет холодка.
Подобравшись к солнышку поближе,
Греет он ребристые бока.

Горит коптилка в северной ночи,
В печной трубе протяжно воет вьюга…
Сестра и мать уснули на печи,
А мальчик в узах сладкого недуга.

Говорил он когда-то дивчине,
Углядев её в светлом окне:
– Ты красивой была при лучине,
А при солнце прекрасней вдвойне.