В детстве слышал я от домочадцев,
Коль была работа тяжела,
Кто то скажет: «Где мои семнадцать!», –
Прежде чем приняться за дела.
1.
Ляжешь, а постель – шинель сырая,
Явь уйдет, смешав цвета и звуки.
Снова, снова над передним краем
Мать к тебе протягивает руки.
Вот и голос материнский слышишь.
Как она сюда нашла дорогу?
Улыбается. Все ближе, ближе,
И… тебя разбудит крик: «Тревога!..»
2.
Если б не было зол на солдатском пути,
Разве б я кому рассказал,
Как на вражеском трупе ворон сидит
И выклевывает глаза;
Как при виде картины той
Жуткой радостью полнится грудь,
И я труп обхожу стороной,
Чтобы ворона не спугнуть.
3.
Под своим и под чужим огнем,
Где войной изрыта вся земля,
Мы сошлись – лицом к лицу – вдвоем
Биться смертным боем: враг и я…
Если б все не въявь, не на войне,
Если б это снилось мне во сне,
Я врага не смял бы сгоряча,
Я проснулся б, в ужасе крича.
4.
Вновь в Россию, к родимым гнездовьям
Птиц влечет незабытый уют.
Пусть земля обгорела, с любовью
Снова тысячи гнезд понавьют.
Провожаем глазами пернатых,
И зовет нас военный закон:
Если враг еще жив, то солдату
Вить гнездо по соседству с врагом.
5.
Меня подстрелила «кукушка» –
Засевший фашист на суку.
И больно мне слышать с опушки
Любимое с детства «ку-ку».
К винтовке бы вмиг приложиться,
За все рассчитаться сполна!..
О боже! При чем эта птица?
Ее-то какая вина?..
1944, действующая армия, Ленинградский фронт