Мы играли в войну. Мы вставали с рассветом...
Мы играли в войну. Мы вставали с рассветом.
Кто командовал ротой. Кто вёл батальон.
А полковником – Генка. И должности этой,
нам казалось, вполне соответствовал он.
Упал на травы зной густой,
нигде спасенья нет…
Всё было так, как в песне той
моих военных лет:
«Я уходил тогда в поход
в далёкие края.
Платком взмахнула у ворот
моя любимая…»*
Скатилась по щеке слеза,
чиста и солона…
– Ну, мне пора, – я ей сказал.
– Иди! – в ответ она.
Сказал я:
– Жди меня, приду,
не сгину на войне.
Я отыщу тебя, найду
в родимой стороне…
Мы вышли с нею за село.
– Прощай!
И – шире шаг…
Всё так, конечно, быть могло,
но было всё
не так.
Что уходил – так было, да!
Что мне шестнадцать лет –
и это правда.
Но тогда
не шла она мне вслед.
Ещё не тронув бритвой щёк,
я шёл к своей судьбе.
А наши девочки ещё
учили «А плюс Б».
И мы не знали тех, своих,
с которыми – всю жизнь.
И мы придумывали их,
чтоб все мечты сбылись.
Я шёл… Пылал июльский зной,
но что мог значить он,
когда весь мир, весь шар земной
пожаром раскалён,
тем, что сердца и души жёг
жестокостью своей,
что сморщил кожу вдовьих щёк,
но слёзы высушить не мог
на лицах матерей.
Мне далеко ещё идти,
чтоб вновь прийти домой.
Всё вспоминались мне в пути
слова из пени той:
«И чтоб мечты мои сбылись
в походах и боях,
издалека мне улыбнись,
моя любимая…»