Заросли, обвалились окопы,
Много лет пронеслось с той поры –
Шли тогда безоружные роты
На кинжальный огонь немчуры.

Когда я вижу играющих детей,
невольно замедляю шаг.
А ночью в мои сны
из голубой дымки...

Так начинался день на Пулковской,
На знаменитой высоте.
С утра фашист дразнил нас булкой,
Ее вздымая на шесте.

В грохоте снарядов
Снова день погас.
Вот уж третьи сутки
Не смыкаем глаз.

Меня с ним вновь весна свела:
Средь звуков оркестровой меди
Услышал трель я соловья,
Как в сорок пятом...

Коптилка на столе сейчас погаснет,
Письма я не успела дописать,
Огонь, – он хочет есть, теперь мне ясно, –
Мы оба с ним устали голодать.

Что несёт война, я знаю!
Потому-то в эту ночь
я природу заклинаю –
людям всей земли
помочь.

Когда Россия выстоит в стихии,
Когда отхлынет пенная волна,
Когда она предстанет пред Мессией,
Чем оправдается моя страна?

Мелькают за окнами сосны.
Разъезды вдогонку бегут.
Как всё это сложно и просто –
Сквозь годы нас в юность везут.

За чем-то очередь толкалась,
Бурлила, как весной река,
Одна молодка всё старалась
Оттуда выжить старика...

Я вырастал из детского пальто
Быстрей, чем травы в лето вырастали.
И, словно в наказание за то,
Мне новое пальто не покупали.

Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.

Шёл отец, шёл отец невредим
Через минное поле,
Превратился в клубящийся дым –
Ни могилы, ни боли.

Мы с ним прибавили по году –
И получилось без проблем…
И сразу в бой, в огонь и воду…
И сразу окруженье, плен.

Я иду по городу, по городу,
Снег к ушанке лепится…
Я иду по голоду, по голоду,
Как по гололедице.