Школа взбудоражена:
Готовится к линейке,
Вымыта, наглажена.
Прибраны скамейки

За семь верст отсюда пушки бьют,
В битве люди истекают кровью.
Здесь губами влажными жуют
Травы разомлевшие коровы.

Передний край, он не такой, как тот,
Когда в снегах по пояс иль в трясине
Богатыри Синявинских высот
Пощады, умирая, не просили.

Тебя, Кукшинга, целовал Господь…
И вот стою у дедовской ограды.
Глоток водицы да ржаной ломоть
Из дома предков – выше нет награды!

Ты – радость сердца, край отцовский мой…
Но если будешь ты войной остужен,
В морозной мгле погибну я с тобой…
Ведь если нет тебя, кому я нужен?

Мой трамвай,
С довоенной ещё остановкой,
С подвесными ремнями,
сигнальной верёвкой...

Был мороз.
Не измеришь по Цельсию.
Плюнь – замерзнет.
Такой мороз.

Душа тоскует на морозе.
Война. Далёкий снежный год.
«Кукушка», старый паровозик,
Увозит смену на завод.

Я не ходил дорогами войны –
не взяли малолетнего в солдаты,
но до сих пор
меня тревожат сны...

Я с землею был связан немало лет.
Я лежал на ней. Шла война.
Но не землю я видел в те годы, нет.
Почва была видна.

Тишина полевая,
И полыни пыльца.
Пыль полей истлевает
На морщинах лица.

Увязли в грязь. По сторонам –
Вода меж кочек тут и там,
Березы стройные стеной
Вокруг стоят передо мной.

Предание живо в моей стороне –
Деревня пропала в военном огне.
Под землю, как будто под воду ушла.
До малой травинки сгорела дотла.

На юг, на юг стремятся птицы.
Шурша опавшею листвой,
Шагают с песней пехотинцы
По каменистой мостовой.

Совсем недавно в мастерской протезной
Примеривал я свой протез железный
Среди таких же, как и я, солдат,
Которым далеко за шестьдесят.