ПОСЛЕДНИЕ ЗИМЫ ВОЙНЫ
Это чёрной печали тарелка
На стене в довоенном мелу.
Часовая крылатая стрелка,
Обломясь, угодила в золу.
Вот так бы век – на насыпи стоять
В предгорьях Киева, у земляничной дачи,
И сытный дым паровика вдыхать,
И заходиться в кашле, точно в плаче.
И провожать лесные поезда,
И тайно приближаться к смолокурне:
Туда дорожка – чёрная слюда,
Но после небо кажется лазурней.
И пачкать руки маслицем маслят
В бору сосновом. Хвоей золотистой
В нём выстланы пригорки, и скользят
Здесь тапочки из парусины чистой.
И тёплых шишек положить в карман,
Кустистых, крепких, кряжисто-крылатых,
И для чего-то спрятать их в бурьян –
За хатой, в лопухах белесоватых.
А где змеится линия траншей,
Я знаю: спелой головой поникла,
Под листиком, укрывшись от лучей
И млея, луговая земляника.
А мне туда и близко не велят…
Там поживают мёртвые солдаты.
Там, говорят, в дурмане мины спят
И рвутся – без войны уже – снаряды.
И видит око, да неймёт зубок,
Но вот в цветах и мотыльковых травах
Скользит босой опасливый следок –
Туда, к приюту ягоды кровавой.
Мы будем биты – это уж как пить!..
За вылазку, за полное лукошко.
Но я-то знаю: вечно буду жить,
И мне смешно – и боязно немножко.
И эти хрипы… кашляю до слёз:
То старый голод сводит грудь и плечи.
Но даже чёрно-сивый паровоз
Мне впрок: увозит хворь мою далече!
Мне впрок луга, тропинки и поля,
Хотя б в студёных предрассветных росах.
Мне вечно впрок родимая земля –
В воронках, в землянике, в сенокосах…
А вот и яблочный медовый Спас
Под парусами сводов деревянных.
И даже нищий держит про запас
Две груши или яблока румяных.
Струятся свечи. И горячих ос
В церквушке душной грозное круженье.
А бабий хор высок и трёхголос,
И клонит в сон ликующее пенье.
И мы выходим на церковный двор
К чреде калек, где потчуют друг друга
Плодами окроплёнными… С тех пор
Я не видала дружественней круга
Тех деревенских замкнутых людей,
Я не встречала шире урожая,
Чем в этот август – после стольких дней
Войны, что шла от края и до края.
Да, кажется, и нынче-то гремит
На море и земле дальневосточной.
А хор летит, и молит, и скорбит
О всех, кто на сверхсрочной и бессрочной…
И долго опалённый этот Спас,
Увитый васильком и повиликой,
Не сводит с нас широких карих глаз
В суровой тишине своей великой.
С тех, кто на море да в земле чужой,
С тех, кто теперь-то наконец-то дома,
Где ласково в душистый этот зной
Под ветерком чуть прядает солома…