Есть в белорусской пуще полустанок…
В густой листве по веснам тонет он,
Здесь партизаны как-то спозаранок
Фашистский захватили эшелон,

В полях, где заросли давно окопы,
В могилах братских, в прахе пепелищ,
На кладбищах жирующей Европы,
На струпьях русских стареньких кладбищ...

В платочке, деревенская, конечно,
В Москве, я видел, женщина одна,
Не сдерживаясь больше, безутешно
У Вечного заплакала огня.

Даже в злую холодину,
Когда стужа лишь права,
Не рубил никто калину –
Разве можно? – на дрова.

Искусство позаботилось о нас,
Нарушив тишь прифронтового бора:
Вот перед нами выступает джаз
Под управленьем бравого майора.

От рощи к холму, с перелеска до лога
Далёко бежит фронтовая дорога.
Она день и ночь вдаль идет неумолчной,
Досадует враг, огрызаясь по-волчьи.

Жарко. Пьет боец. У самых глаз
Залегла глубокая морщина.
Может, в бой уйдет он через час.
А пока блаженствует мужчина.

Мимо окон берёзы бредут на заре.
А куда? – никому не секрет.
На заре за окном о своём шелестят,
Вспоминают погибших солдат.

От ворот и до ворот
Шумно движется народ.
Каждый что-то покупает.
Каждый что-то продаёт.

Мы играем в школу. Я солнце
Плохо знаю. Откуда знать?
Смерть отца, война, как колодца
Наледь, – студят. А мне лет пять.

Внесли два дюжих санитара
Носилки в познаньский вокзал.
Внесли, поставили на нары,
И я невольно рядом встал.

Мы – дети – не в ответе
За сети MBД:
Забыто всё на свете
При свете буквы Д.

Вновь рощи родимого края
Стоят предо мной, как живые, –
Орешника заросль густая,
Осинник, дубы вековые…

Очень мало осталось в памяти…
В небе голуби, как клинки.
Только тополь в зелёном пламени
Да крутые изгибы реки.

Фотографии на стенах
Незаметно, постепенно
Выцветают, словно сад,
Но по ветру не летят.