И на току, и в чистом поле
В войну я слышала не раз:
– А ну-ка, бабы, спляшем, что ли!
И начинался сухопляс.

Вставало солнце трудное и красное.
И разливалось солнце вязко, густо.
Текли лучи стремительно и грустно.
И ударялись вдруг в оконце крайнее.

Был сумрак ночи выстрелами вспорот,
Лизал огонь разрывы дымных туч.
С последней частью он покинул город,
Квартиру запер, уходя, на ключ.

Встрепенитесь, честные сердца,
Содрогнись, земля джигитов смелых:
Сын-алтаец старого отца
Оставляет в доме престарелых.

Я пришел к тебе, Бабий Яр.
Если возраст у горя есть,
Значит, я немыслимо стар.
На столетья считать – не счесть.

Бессонные я вспоминаю ночки,
Где второпях написанные строчки,
Случайные ночлеги у шоссе,
Где часто под обстрелом, под бомбежкой,

Таял первый, безвременный снег –
Дымноватый, сырой, неподвижный,
Что еще не форсировал рек,
Не раскинул петляющих лыжней.

У нас в Сибири – тыл.
Здесь не бомбят
И не стреляют,
На вырост гипсы заменяют...

Едва война сменилась миром
И стала тишь, куда с добром,
Вдруг, неподвластный канонирам,
Из тучки выкатился гром.

Мне не забыть тот стебель колкий,
что вышел в свет из глубины,
раздвинув ржавые осколки
едва умолкнувшей войны.

Сонно дышит брянский лес.
Тишина – на всю округу,
В синей роздыми небес
Потянулись гуси к югу.

Как много пройдено дорог,
Мы шли вперед и днем и ночью!
Среди лишений и тревог
Мы смерть увидели воочью.

Меч булатный. Конь буланый.
Вихревой простор.
Всадник в бурке по елани*
Мчится мимо гор.

Обелиск невысок. Небогат.
Две дороги крест-накрест лежат.
Не слышны ни гармонь, ни слова.
Скорбный ряд начинается с А.

Оставила война нас молодыми –
Погибших всех.
И потому отныне
Последний дом наш – тёмный и остылый –
Навеки назван братскою могилой.