Сережка, вдовий сын.
Сережка, вдовий сын.
Так звали во дворе его когда-то.
Сережка, вдовий сын

Мы казённый табак курили,
С потолка блиндажа текло.
Мы о женщинах говорили
По-солдатски – тоскливо, зло.

Победа, я твой погодок,
Победа, я тёзка твой!
Но есть я и в своде сводок –
Фамилией родовой!

Ванечка, Васенька, Колюшка, Митя,
Где вы, родимые деточки, спитя?..
Где взять мне их, утешные слова,
Слова, что так похожи на молчанье?

Из угара самокруток,
Из вагонной толкотни –
Остановка на полсуток,
Вылезай и не тяни!

Он первым вернулся из бойни,
Обрубленный чёрным огнём.
Отчаянный сумрак запойный
Безжалостно выстудил дом.

Три дня мы бились за село,
Три ночи зарево цвело.
И, словно стебли тех цветов,
Там трубы чёрные домов.

Ты прости, дорогая, прошу,
что, умея так нежно любить,
собираюсь так долго прожить,
на немецкие трупы гляжу

Не израненный и не калека,
И собою доволен вполне.
Но присмотришься – тень человека.
Человек на прошедшей войне.

Неяркий, розовый с зеленым,
Рассвет пробился над затоном,
Над смутной степью перед нами,
Над кучей с меловой спиной,

Было смехом да играми ты небогато.
Подпоясав фуфайку, в морозном тумане,
С топором на плече, с коркой хлеба в кармане
Я с друзьями пришёл на делянку когда-то.

Жен вспоминали на привале,
Друзей – в бою. И только мать
Не то и вправду забывали,
Не то стеснялись вспоминать,

Гудели стёртые культи,
И от прогона до прогона
У полки жёсткого вагона
На двух протезах сапоги...

Я помню бегущие ноги,
Кричащие рты и глаза,
И слёзы,
И слёзы у многих...

Шел суровый сорок третий год.
Мы в боях до Киева шагнули.
У днепровских, у крутых высот
Друга моего сразила пуля.