Ещё пожары отражала Эльба,
И, потеряв свой каменный апломб,
Соборов древних ангелы и эльфы
Нахохлились, оглохшие от бомб.

В сырой степи под Перекопом,
Где мы ломали рубежи,
Где были длинные окопы,
Рвы, загражденья, блиндажи

Еще бывает ночь свежа,
Но к полдню вновь тепло вернется,
И часовой у блиндажа
Лучам весенним улыбнется.

Белеют снега в вышине голубой,
Сады украшают долины,
И солнце смеется, как плод золотой,
И слышится клекот орлиный.

Соседи! Каждый зависть вызывает.
Один двенадцать соток рожью засевает.
Другой нарежет ложек и продаст –
И тоже сыт.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Листая старые газеты,
вглядись, и ты увидишь вдруг
громады первых пятилеток
и вены материнских рук.

В блиндаже под снегом в три наката,
В стороне от всей Большой земли
Руки обожженные солдата
С нежностью на плечи мне легли.

Когда ты вслед за плугом вышел в поле,
В стеклянную прозрачность на заре,
Земля страдала от жестокой боли,
Не позабыв о грозовой поре.

Прохладой горной дышит грудь,
Блаженный полумрак…
– Откуда, всадник, держишь путь?
– Из города в кишлак

Иду по городу, где смолоду
Бродили, свежестью дыша,
И в каждом повороте города
Свой облик узнает душа.

Пепел главных военных преступников
Был развеян над Мюнхеном.
Слишком красиво звучит!
Несколько жалких горстей...

Срезанный осколками снаряда,
Словно в поле скошенная рожь,
Человек упал, а с неба градом
Сыплется свинец, как дождь...

Деревню Павлово отбили в семь утра,
Земля зарёй и заревом объята…
Бойцам немедля выступать пора,
И стали в строй комбат и… три солдата.

Вероломный свинец,
Что он сделал вперёд на полвека!
Если жил бы отец,
Я бы вырос иным человеком.