Вот я вижу: стоят на крутом берегу
И глядятся в реку высоченные ели.
Убежать бы мне в юность, а я не могу –
Замели все дороги слепые метели.

Когда на пути повстречаешь
Ты прежнее поле боя,
По подписи сразу узнаешь
Могилу солдата-героя.

Дожди не редкость в этой местности.
Здесь солнца яркого не жди.
На сотни верст в глухой окрестности
Без передышки льют дожди.

«Дорогая мама!» – вывел паренёк…
Рядышком с окопом – полевой цветок,
Белая ромашка, как из мирных дней,
Золотая пчёлка копошится в ней.

Моё терзанье – рожь несжатая.
Взволнованный, я к ней бегу.
Она кричит, как виноватая,
Мол, вся достанусь я врагу;

Спросили солдата: «Куда ты идешь?
Гляди, урожай нынче будет хорош.
Куда ж ты уходишь скитаться?..»
Солдат поглядел на всходящую рожь

Грязь месил, в медсанбате срывал бинты,
Стали руки темней свинца…
Я не знаю, не знаю совсем, кто ты, –
Ни фамилии, ни лица.

Метров двести – совсем немного –
отделяют от нас лесок.
Кажется – велика ль дорога?
Лишь один небольшой бросок.

Философом не был мой юный отец!
Но, с вечною мудростью дружен
И зная, что я человечеству нужен,
Женился на маме мой юный отец.

Не павшим был я – без вести пропавшим.
Нас под Мерефой немец прищемил.
В сыром бараке, известью пропахшем,
Арийских вшей три месяца кормил.

Жизнь – и кислород, и дым.
Все мы были молодые.
…Мёртвые нужны живым.
Мёртвым не нужны живые.

Над холмами звень.
Над холмами, над светлым жнивьем…
Этот день, этот памятный день,
Он останется в сердце моем.

С бойцами тяготы деля,
Обречена войной на горе,
Светилась мерзлая земля
Сухими скулами предгорий.

На тесном котласском базаре
Меха гоняет гармонист.
Душевно, в чувственном угаре,
Играет уличный артист.

Тень от белых кустов
на сугробы упала наброском.
Леденила дыханье,
и в сквере пустом – ни души.