Помнишь ли, Маруся,
К нам грачи прилетали,
На ободранных берёзах отдыхали,
Из калюжин снеговую воду пили...

Не выпускаю трубку из руки –
Мой телефон не может замолчать.
Я еле успеваю на звонки
Однополчан погибших отвечать.

Стоянка не более часа,
Но врезалась в память навек:
Я здесь, на вокзале, прощался
С командой в пятьсот человек.

Как пехота возвращается с войны?
На висках на всю Европу седины.
На груди нашивки красные да жёлтые…
Пулевые, штыковые – все тяжёлые…

Печальное было время:
С утра до вечерней тьмы
Боев многотрудных бремя,
Крепясь, выносили мы.

Горжусь своей долей, но если
Заглянете в душу мою,
Поймете – печальные песни
Недаром я часто пою.

Когда ученик в «мессершмите»
Впервые взлетал в высоту –
Веснушчатый Саша Матросов
Играл беззаботно в лапту.

Запахло дымом горьковатым
От запаленного жнивья.
И я припомнил, как солдатом
Встречал на фронте осень я.

Тётя Луша! Рыжая Лукерья.
Двадцать лет валька* тяжёлый стук,
Мыльной пены дымчатые перья
Облетают с покрасневших рук.

Простят ли потомки наш век за такое:
Мишени встают в океане травы…
Солдаты, солдаты! Вам нету покоя,
Но все сознают, что покой – это вы.

О, продавался бы кинжал,
Который с одного удара
Неправду насмерть поражал, –
Я б первый нёс его с базара!

Я снова здесь, на улицах твоих…
Петрозаводск, о, как ты сердцу дорог!
Как тосковал я о садах густых,
О синих, словно небеса, озерах!

Я спросил отца:
«Сколько, мол, убил?»
Он сказал в сердцах,
Будто гвоздь забил...

В вагоне чуть-чуть тесновато.
Я – в самом углу, на краю…
Бойцы вспоминают – кто хату,
Кто мать, кто невесту свою.

Фронтовик сутуловатый
Смотрит в фото на стене:
Вот таким я был когда-то,
Восемнадцать было мне!