Зачем я плачу в день Победы?!
Ведь позади остались беды.
Но только смерти и бои –
Они с младенчества мои.

Я в гарнизонном клубе за Карпатами
Читал об отступлении, читал
О том, как над убитыми солдатами
Не ангел смерти, а комбат рыдал.

Тогда, в апреле сорок первого,
Весна крутой взяла разбег.
Не видел город неба серого –
Но в майский праздник выпал снег.

Мир еще не знал таких сражений.
Мы у всей планеты на виду
Испытали горечь отступлений
В сорок первом яростном году.

В дни беспримерной битвы под Москвой
В цехах заводов и на поле боя
Свершила Тула ратный подвиг свой.
Бессмертна слава города-героя.

Снова голос Бернеса звучит,
Слышу песню знакомую снова.
И тревожное сердце стучит
С каждым тихо промолвленным словом.

После ручки с пером впервые
Здесь винтовку держит рука.
Вам, друзья мои тыловые,
Поручаю стихи пока.

– Здравствуй, сын мой… Сыночек мой, здравствуй… –
Отвечал он чуть слышно ей: – Здравствуй…
– И зачем ты лежишь здесь, мой ясный?
– Мама, я здесь лежу не напрасно…

У нас в Сибири – тыл.
Здесь не бомбят
И не стреляют,
На вырост гипсы заменяют...

Дочитали мы страницу.
Всё. Пора ложиться спать.
– Пап, а как они в больницу?
Им ведь, раненым, не встать!..

Всю жизнь передо мной
Страничка партбилета
И кровью надпись строчкою неровной:
«Умрем, но не отступим.

«Прилетели бы жаворонки,
а вёснушка будет», –
Говаривала бабушка.
И снова принималась за своё.

Я по свету немало хаживал,
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.

В каждом городе, в посёлке и в селе
Каждым именем священны и велики
Обелиски, обелиски по земле,
Словно боль, окаменевшая на вскрике.

Поднять бы павших в сорок первом,
Наивных, честных и прямых.
Они б продажным нашим стервам
Не дали прав дурачить их.