МИНЬЯН
Когда я вспоминаю о войне,
Которую узнал ещё ребёнком,
Не о салюте вспоминаю звонком,
Я вспоминаю о тревожной тишине.
Я помню это утро в старом Минске:
Был выходной, сияло солнце, и народ
на озеро, на праздник собирался.
И вдруг на небе – стая страшных птиц.
Всё небо стало серым. День померк,
исчезло даже солнце.
И бабушка. И мы, прижавшись к ней,
Ещё не понимая, что случилось,
на небо тоже смотрим.
Наверное, манёвры, говорят.
Но со столба железный репродуктор
уже вещает: началась война!
Война! И папа уезжает «на работу»...
И мама, белая как мел,
ботиночки нам с братом надевает.
И бабушка немного суетливо
сворачивает вещи в узелок...
Война! Война!
Бомбёжки ещё нет. Но мы уходим.
Куда-то в лес, в болото, через поле,
и далее – куда глядят глаза...
Потом узнали мы, что шли на запад,
навстречу немцам и войне...
Ну, а тогда мы шли и шли...
И так два дня... Пока нас не вернули.
Потом назад, обратно на восток.
Ну, вот и Минск!
Но Минск уже горит!..
Ужасный путь – с Болотной на вокзал:
разрывы бомб, пожары,
Разбитые витрины. И вещи у витрин...
И девушка с повязкой на руке,
что указала путь нам на вокзал.
А на вокзале – рельсы, рельсы, рельсы...
И шпалы, по которым я бегу.
И мама с братом на руках.
И бабушка, и люди, люди, люди...
И крики. И какие-то команды.
Потом платформа. Нас туда...
И мы садимся тихо в уголок.
И поезд трогается.
Началась война...