За Стенькиным долом ещё громыхает,
Но тучи за дальнюю рощу ушли,
И вытянул шею дубок, обсыхая;
Зацвиркал кузнечик, детёныш земли.

Мы «юнкерсы» по контурам узнали.
Зловещий гул забудем их едва ли.
Они летели, закрывая небо.
Я в рожь упал, в щемящий запах хлеба.

Помню, курит и охает: «Боже мой!..»
Приступ лёгочной боли долог:
Шевельнулся дымком потревоженный
Под ребром у неё осколок.

Запах свежей борозды
И такая тишь кругом.
Предо мною две звезды
В синем сумраке ночном.

А нам орденов не давали,
Знать, не за что было давать.
Мы просто в окопах лежали,
В каких нам велели лежать.

Земля моя! О как все это здорово!
Гляжу кругом – и края нет степи.
Размах, простор на все четыре стороны,
А я волнуюсь – шагу не ступить.

Кто взять Берлин,
кто голову сложить –
мужья ушли на фронт за ротой рота.
У вас была одна задача...

Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета,
Все грустишь обо мне.

Травой густопоросший двор,
полурассыпанный забор,
крапива и бузинный кустик,
и, воспевая захолустье...

Мой вещмешок… Что было в нем?
Портянки, концентрат с пшеном,
на случай – лишняя граната,
да лист с такою колдовской

Ушло это время, но след не истёрся
Из памяти нашей живой…
Багровым рубцом он в судьбу нашу вросся –
Тот огненный след фронтовой.

Деревни нет – зола да печь с трубою…
Сменяют нас. Выходим мы из боя.
Мой друг убит. От горя горло сжалось.
Гляжу вокруг: как мало нас осталось…

Глухой зимой в лабазе мрачном,
Где прежде сроду не бывал,
Для друга, что лежал с горячкой,
На рынке мёд я покупал.

Гнула буря дерево сурово –
Вся в росе, лежит под ним земля…
Скакуна оседлываю снова
И скачу в далекие поля.

Беспрестанно снежинок кружение.
Башни древние в их пелене.
Здесь находит душа исцеление
От тоски по родимой стране.