Кнут – немецкий генерал –
Загодя печатал бланки.
Прокатиться он мечтал
По Садовой и Фонтанке.

Вчера мне ещё
Две медали вручили…
А тем не вручить,
Кто войною сражён:

Когда от бомб, казалось, мир оглох
И друг мой пал из нашей роты первым…
Я знал: нужны не слезы и не вздох,
А мой свинец, мой шаг вперед и нервы!

Увижу я сквозь память
Опять одно и то ж:
Жнут женщины серпами
Неубранную рожь.

Было немало губительных троп,
Были пожары, снаряды и пули…
Где-то остался мой старый окоп –
Рыл я его в сорок первом, в июле.

Сегодня мне не спится.
Уснуть мешают лица.
А сколько их! А сколько!
Наташа, Вова, Колька…

Я выросла в любви,
Все это замечают,
И в нежности к друзьям,
И в нежности к цветам.

Толпятся густо завтрашние трупы
На улицах в плену дневных трудов.
На небе воют бомбовозов трубы.
Хрустя, крошатся кости городов.

Я видела в детстве донские туманы,
Я знала повадки лихого коня.
Далекие предки мои атаманы.
И нет иудейских корней у меня.

Вокруг бои, вокруг сраженья.
В дыму пожарищ меркнет рань…
Седьмые сутки в окруженье –
Болота, топь и глухомань.

Ленинградская ночь под обстрелом
В ослепительном блеске луны.
Над землей, беззащитной и белой,
Все сентябрьские звезды видны.

Войну смотали на катушки
Связисты на полях в чужом краю.
Раскинув руки, на лесной опушке
Храпел солдат на зависть соловью.

Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Вот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.

В час, когда месяц двурогий
Сеет в окна свой свет,
Дядя Миша трогает ноги,
Ноги, которых нет.

Пусть не от пули я умру,
А в роще за бугром.
Пусть скажут – умер на миру,
Не встретившись с огнем.