Издалека пишу тебе опять,
Мне многое хотелось бы сказать.
И хоть огонь в крови моей пылает,
Огонь в крови не в силах описать.

На полвойны его хватило –
Рекордный для пехоты срок.
Вернулся – меченный тротилом.
Герой – в медалях, но… без ног.

Она молилась за победу,
Шесть сыновей на фронт ушли,
Но лишь когда упал последний,
Чтоб никогда не встать с земли,

Всё дальше от войны уходим,
но в памяти она всегда,
нам снятся выжженные годы
и выжженные города.

И лес как лес – как будто всё отлично:
Шуршанье, родниковая струя…
Но почему же как-то необычна,
На что похожа песня соловья?

Ещё мальчишкою меня
Включила в списки рота,
Моя солдатская семья,
А попросту – пехота.

В году бывает два особых дня,
Когда встают в ружьё погранзаставы,
И вместе с ними в отсветах огня
Встают виденья подвигов и славы.

Привалясь к госпитальной ограде,
На своих костылях распятый,
Он курил. А дорогой рядом
Пленных немцев вели куда-то.

Как величаво над высоткой
Плывут седые облака!
Здесь немец бил прямой наводкой
Из обгорелого леска.

Он дома корки хлеба
Не видел по три дня,
Безоблачного неба
Боялся как огня.

Откуда женщины узнали –
Пронёсся слух, как будто стон:
По Транссибирской магистрали
Пройдёт военный эшелон.

Здесь уголь, щебень и песок –
Священный облик горя.
А где-то там наискосок
Бегут на запад взгорья.

Вьется след невидимкой-дорогой,
Мчатся лыжники в грозный поход.
От Москвы до Алтайских отрогов
Встал на лыжи советский народ.

О, женщины «Трёхгорки»,
Бессильна слов листва,
Закаменели в горле
Нежнейшие слова.

Кто же скажет точно, кровь земли какая?
Родом из земли я, выжженной войной.
Землю я в воронках и руинах знаю,
С ней породнены мы памятью одной.