Мы притащились из разведки,
Свалили в угол «языка»,
Комвзвода, связь ругая крепко,
Кричал: «Варшава! Я – Ока!..»

Мы уже собирались спать,
я замешкался со шнурком.
Тут меня поманила мать:
– Погляди-ка, ч т о за окном! –

Хорошо мне в теплушке,
Тут бы век вековать, –
Сумка вместо подушки,
И на дождь наплевать.

О военные поезда,
Людные, откровенные,
Отошедшие навсегда,
Как года военные!

Вижу колонны замерших внуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.

Июль медовый был на склоне
В тумане, на исходе дня,
Паслись невидимые кони,
Далёким боталом звеня.

В кухне звякала картошка…
Сон никак не проходил.
Мама будит:
– Ребятёнки!..
Скоро будет бригадир.

Обычно к ночи вызывал комбат.
«Участок разминировать вот здесь», –
На карте мне показывал квадрат.
Я отвечал ему негромко: «Есть!..»

Долго пуля летела,
Кусочек свинца,
Кабы только задела –
Скосила отца.

Потому и Любовью назвали,
Что разлука была позади.
…У отца – ордена и медали,
А у мамы – цветок на груди.

Провожая в путь-дорожку,
Мать вложила в сумку мне:
– Вот, возьми, сыночек, ложку,
Пригодится на войне…

Показал мне парень местный
Тёмный омут, где с войны
Мотоцикл стоял немецкий –
Руль блестел из глубины.

Руками, огрубевшими от стали,
Писать стихи, сжимая карандаш.
Солдаты спят – они за день устали,
Храпит прокуренный насквозь блиндаж.

Майский день. Ветер. Солнце в зените.
В ароматах черёмухи сад.
Шепчет тощий старик: «Извините,
Что я стар и курю самосад.

Пожарищ метельные искры,
И стойкие шапки дымов,
Бумажные жёлтые «иксы»
На окнах притихших домов...