Тридцать лет мы пишем мартиролог.
И в тяжёлом, как война, дыму
К нам приходят воины, которых
Не дождались в праздничном дому.
Село будили властные приклады,
Овчарок лай. Свирепые пинки.
На станции седьмые сутки кряду
Людей шатали грузные мешки.
Их наполняли тут же, на перроне,
Кубанской – тёплой, тучною землёй.
А на неё, самой России кроме,
И права не имел никто другой.
Земля обратно сыпалась в прорехи,
Как будто не хотела уезжать,
Как будто знала, что на фермах рейха,
В чужом краю придётся ей лежать.
Земля, земля! Кормилица. Родная.
Везли тебя в глухих товарняках.
На остановках пломбы проверяя,
Курили часовые впопыхах.
И каждый раз, принюхиваясь, молча
Стояли у вагонов, где земля
Казалось им, могильной пахла ночью,
Как фронтовые русские поля.
Была в земле частица русской крови,
Был русских дух, разивший, как стрела.
И на неё, самой России кроме,
Прав не имела ни одна страна.
Земля в реестры заносилась, в списки,
На марки продавалась. Но она –
В Германии останется российской,
И прорастут в ней наши семена.