ХЛЕБ

Сорок второй. Позёмка. Стужа.
До го́рода верста.
Теплушка наша чуть похуже
Вагона для скота.

Но лишь в пути узнав, как до́рог
Её худой уют,
Закоченев, приходим в город.
Там, слышно, хлеб дают.

В ларьке, по о́кна заметённом,
Пимо́в* о до́ски стук.
– Откуда, хлопцы? – С эшелона. –
И чей-то голос вдруг:

– Ребят вперёд пустите, братцы!
Пусть первыми возьмут.
Я слышал, это ленинградцы.
Ишь как мальчонка худ.

А нас брала уже усталость,
Всё вымерзло в груди.
И очередь заволновалась:
– Ребята, проходи!..

– Да вы бы сразу попросили.
– А сам-то, чай, ослеп? –
Так было тесно в магазине,
Так был он близко, хлеб.

А продавщица обмахнула
Прилавок: – Ну, так что ж? –
И вот уж в воду обмакнула
Большой и добрый нож.

Угрюмы нары эшелона.
Буханки горячи.
А мы молчали, сжав талоны.
Мы были москвичи.

Был зябок жалкий наш нарядец.
С ларька срывало жесть.
– Нет, – я сказал, – не ленинградец. –
А как хотелось есть.

* Пимы – сапоги из шкуры северного оленя.