ОТВЛЕКАЮЩИЕ ДЕСАНТЫ

Поэма. Отрывок
* * *
Ребята смотрят ленту про войну,
для них переоткрытую страну.
Актёр хорош, и лирика своя…
Но не о том, что мог бы вспомнить я.

Как в комментарий, в память загляну.
Неужто я ношу в себе войну
какую-то ещё? Да нет, она.
По всем статьям та самая война.

Не собираюсь править, как доцент,
ни чей-то бой, ни почерк, ни акцент.
Смерть и война – что ночью колея:
для всех одна, и каждому своя.

Своим десантом в ледяных волнах.
Своей гранатой в четырех шагах.
Ты жив, но твой осколок – он в тебе,
невынутый, застрял в твоей судьбе.

Учитель, сторож, инвалид, поэт
его в себе таскают столько лет.
Где он засел, то знают лишь друзья.
Была война. У каждого своя.

9
Отвлекающие десанты,
военкоровская строка
про геройский рывок азартный
безымянного моряка!
Завьюжило, как на полюсе,
в тревожном новороссийске,
Где главный десант готовился,
тот, Керченско-Феодосийский.
Я вызвался – в отвлекающий…
В свой завтрашний бой неравный,
от сердца не отлегающий
еще предстоящей раной.
еще неизвестной долей –
пробиться или упасть,
еще ты живой, Анатолий,
зачисленный в славную часть:
«32 человека, Коктебельский десант».

Отвлекающие десанты,
поднимающие моряка
на геройский рывок азартный
и – последний наверняка…
«Наверняка?»
Но есть в людской природе,
В отдельном человеке и в народе
свет,
что не знает формул тупика.
В его свеченьи нет понятий вроде
«рок», «безысходность», «смерть наверняка»…
Он держит жизнь
на внутренней свободе.

При нем всегда есть несколько десятых
процента –
свою долю одолеть,
не сгинуть в отвлекающих десантах,
под пулями расстрела уцелеть,
бежать от муки лагерного плена,
ночь превозмочь из предпоследних сил,
с тем светляком за пазухой нетленным,
что стольким жизням все-таки светил.
Но это – после, Анатолий, после.
Еще ты с болью многих незнаком,
ребята молодые дышат возле,
и светит вера
синим светляком.

Где амфоры Коринфа
да камбалы одне,
таится субмарина
на коктебельском дне.
Заряжена лишь нами,
и высадки мы ждем.
А сверху семибалльный
погуливает шторм.

В кромешном нигрозине*,
где землю занял враг,
всплыть надо субмарине,
нас выпустить во мрак.

…Шагнул из теплой рубки
в морозную купель.
Сцарапываю руки
о колкую капель.
не видно Кара-Дага,
его огромных скал.
Держись, моя отвага,
идет Девятый вал!
набросился штормяга,
кладет волну к волне.
Война.
Приказ.
Присяга.
Гранаты на ремне.

Как мертвый, вот он, берег.
Прикидываем курс.
Там гитлеровец Эрих,
на пряжке – «Готт мит унс».*
Он страждет отоспаться,
от рождества он пьет.
Шинель на мне, как панцирь,
в который молот бьет.
Десантника стихия,
оступишься – пропал…
И шлюпки надувные
понес Девятый вал!

11
Ворочало море фортуны моей колесо,
Держало судьбу на резиновой шлюпочной кромке.
Взлетела ракета, ударил прожектор в лицо…
Мы освещены, как статисты в ночной киносъемке!

Я так понимаю дорогу недолгую ту
из круга земного к бездонным и гибельным безднам,
что, в волны бросаясь, мы переступали черту
меж прожитым светлым и темным путем неизвестным.

Заклятие мраком, крещенье водой и огнем…
Я все-таки выплыл и вытащил скарб свой железный.
И странное дело: пока грохотало кругом,
какие-то мирные мелочи краешком лезли.

Здесь должен быть домик. Художник в нем жил и поэт.
В кольце автоматной, ракетной и пушечной бури
он так беззащитен, душой источаемый свет,
маячный фонарик искусства и литературы!

Но с этим не время. Весь, кажется, пляж подожжен.
горячка неравного боя дошла до предела.
Я чувствую, Эрих уже крутанул телефон,
«Десант!» – завопил он. И значит, мы сделали дело.

Обоймы пусты. Под рукой не нашарю гранат.
Лежу безоружный… не стало вдруг слышно ребят.
«Бежать к Кара-Дагу! В камнях затеряться, уйти!»
Карабкаюсь, прячусь, мечусь, спотыкаюсь в пути.

Остылые скалы молчат от начала времен,
в одежном рассоле трясет меня дрожь и колотит.
Сижу, обмерзаю. но спас меня мой медальон –
возможный свидетель моей неопознанной плоти.

* нигрозин (от лат. niger – черный) – искусств. краситель, здесь в перен. знач.: в сплошной темноте.

* Gott mit uns (нем.: «Бог с нами») – девиз, изображавшийся на гербе
Германской империи, широко используемый в немецких войсках с XIX в.,
в частности, выбитый на пряжке ремня.