В огороде мы пололи,
ты умело, я – впервой.
Прямо – поле, сбоку – поле,
а над полем – вязкий зной.

Война бетховенским пером
Чудовищные ноты пишет,
Ее октав железный гром
Мертвец в гробу – и тот услышит!

Я навсегда запомнил госпиталь
В послевоенные года.
Мы с братом были часто гости там:
Перепадала нам еда.

Во дворе возле старой котельной –
Два бойца сорок пятой отдельной:
У бойца симпатичного Тони
Лишь по звёздочке есть на погоне...

Возносится песня,
как птица,
Звенит
надо мной

Далёкие листья шумели,
Метели чужие мели,
И падали люди в шинелях,
И вновь поднимались и шли…

Он лежал с разорванным животом
в серой, как шинелька, пыли
и хрипел обугленным ртом:
«При-стре-ли…»

Война к весне ушла от нас далече,
Но каждый дом бедой с лихвой оброс.
Друг Колька мину отыскал под вечер
И, не таясь, во двор её принёс.

Не было еще такого грома,
Не было еще такого гула.
Мне казалось, что через проломы
Огненным нутром Земля вздохнула.

В этом городе всё – не моё,
Но приветлив, глядит не уныло.
Может быть, мне подскажет чутьё –
Где здесь детство моё проходило?

Москва. Ноябрь. А между сосен
Во всей стремительной красе
Летит в дымящуюся осень
Волоколамское шоссе.

Чу, стихли залпы громовые...
Дивяся вешней красоте,
Свободно он вздохнул впервые
На этой славной высоте,

Снег и ветер. На улицах пусто.
Льет фонарь неприветливый свет.
Размышленьям о судьбах искусства
В полутьме предается поэт.

Есть могила над Доном,
Где мой тёзка лежит,
А над ней, как и дома,
Летают стрижи.

Осенней новью так рвануло,
Что вздрогнул за рекой погост.
То взрывом огненным взметнуло
Над Лугою* шоссейный мост.