А память теребит, и мечется,
И не дает покоя мне,
Ей хочется увековечиться –
Не гаснуть бликом на стене.

Как вспомню, грудь сожмёт до боли,
Я видел это только раз:
Горело жито в летнем поле,
А хлеба не было у нас.

Не знаю, вспомнятся ли годы
сплошных раскатов грозовых,
когда, пройдя огни и воды,
с тобой останемся в живых.

Твой отец дошёл до Берлина,
но вернуться домой не смог.
И остался в воронке от мины
пропылённый кирзовый сапог.

Умолкла дробь, и барабан застыл,
Натянутой поблескивая кожей…
На черном фоне белые кресты
На пауков засушенных похожи.

Я помню горестную ночь,
Тротила адскую работу,
Вконец измученную роту,
Не властную земле помочь;

Друг это знает и знает враг:
Гору один не сдвинешь никак.
Свойство чудесное нашей руки:
Пальцы в союзе друг с другом – кулак.

Столкнулся я с противоречием
и в споре правд – нашел свою,
когда парнишкою доверчивым
вступил в армейскую семью.

Мы в бой идем.
Исчерчены двухверстки*,
и в уголках
на карте полевой

Когда тревога крыльями замашет,
Когда уже совсем невмоготу,
Я возвращусь, где памятники нашим
Звезда к звезде, чрез каждую версту.

…А мы так жаждали добра
Среди военного разбоя!
И вот пришла для нас с тобою
Его щемящая пора.

А мы с тобой, брат, из пехоты.
А летом лучше, чем зимой.
С войной покончили мы счеты…
Бери шинель – пошли домой.

Хата солдатская вышла
На перепутье дорог,
Кутаясь в серую крышу,
Будто бы в старый платок.

Ни братьев старших нету, ни отца,
И за мальчонку некому вступиться.
Но своего сумеет он добиться,
Пусть даже и не в роли храбреца.

Порой бывает,
беды за бедою
берут в такой железный оборот,
что кажется...